Женщина пропустила его внутрь. В шатре горели масляные лампы. Пахло пряностями, тленом и сырой землей. Талавир подумал, проходил ли Рябов по этому же пути, и потянулся к ее маске. Темные блестящие глаза в прорезях сузились.

— Кто ты? — спросил Талавир.

Холодные, как колодезная вода в жару, пальцы коснулись его губ, спустились по шее. В голове разразилась сотня неожиданных фантазий. Нижняя часть маски стала прозрачной, словно золото впитывалось в кожу. У женщины были красные тонкие губы. Она приблизилась, чтобы его поцеловать, и в этот момент Талавир почувствовал жар. Винтовка сползла с плеча. Свет из его рта начал перетекать к ее развернутым губам. В темных глазах женщины появились ярость и бешеный голод. Как же в этот момент она его ненавидела. Забирала его волю, парализовала тело, преодолевала сопротивление жизни. Занемелыми пальцами он нащупал какой-то предмет в кармане и из последних сил прижал к рту. Это была монетка Ханум. Женщина замерла, тонким горлом прошлась судорога. Глаза расширились от изумления.

На мгновение вся маска стала прозрачной, и он разглядел жесткие точеные черты. Она была божественно красива, и эта красота могла принадлежать только демонике. Женщина схватилась за шею, закашлялась и словно отблевала жизнь Талавира обратно ему в горло. С каждым спазмом ее лицо менялось. Морщины разъедали кожу, она старела, утончалась, покрывалась пятнами, пока не превратилась в скелет. Курган затрясся. Земля под ногами Талавира покрылась трещинами.

Пустая туника упала в открытую яму. Почва стала обваливаться, шатер съезжал в яму. Талавир подобрал винтовку и бросился наутек.

Сломя голову скатился вниз. Отполз и посмотрел на курган. Тот снова превратился в невозмутимый земляной холм. На вершине не было и следа шатра. Талавир облизал губы, до сих пор ощущая дыхание демоницы и соль. Он чувствовал себя таким истощенным, что уснул сразу, как только отдалился от кургана.

Ему снова приснился Рябов. М-14 появился из темноты, сел рядом и что-то беззвучно заговорил. Под утро Талавира разбудил дрожь земли. Мужчина посмотрел на курган, он ожидал увидеть женщину из шатра, но все было спокойно.

Отпил из фляги, потер застывшие мышцы и попытался сориентироваться. Суерный купол действовал как линза. Бледные созвездия растянулись, потеряли свои места. Звезду Девы

— Йылдыз — затянуло облаками. В предрассветных сумерках ему померещилось движение. У подножия кургана зашевелилась земля, а затем на фоне темно-розового неба показалась голова ракоскорпа. Одна из клешней была обрублена, как ветка на старом дереве. Животное повернулось к Талавиру, словно только его и искало.

Талавир не стал ждать. Ракоскорпы могли передвигаться по земле. Обычно людей не атаковали. Но Талавир решил не рисковать и побрел в противоположную кургану сторону. Еще несколько раз он видел несимметричную голову ракоскорпа. Он не отставал, но и не приближался. "Ждет, пока я загнусь, чтобы потом поживиться падалью, — подумал Талавир, — а Белокун даже не узнает об этом". Манкур во лбу чесался, но Талавир не чувствовал чужого присутствия, о котором предупреждала

Талавир остановился и прижал ладонь ко лбу. На горизонте показалась фигура.

Она ему понравилась еще меньше, чем ракоскорп.

Это был огромный мужчина в остроконечном капюшоне, полностью скрывавшем лицо. Велет волочил по земле гигантский тесак. За ним вышло еще несколько человек. У одного были длинные висящие уши, другой пригибался к земле под тяжестью ноши, последней шагала женщина.

— Стой где стоишь! — воскликнул Талавир, указывая на винтовку. — Я

Полномочный Старших Братьев с Матерью Ветров. Я буду стрелять! — Велет на мгновение остановился и наклонил голову, словно пытаясь понять слова. Они не произвели впечатление. Тесак снова заскрипел, оставляя позади себя борозду.

— Не надо! Прошу, не надо! — прокричал другой голос. — Кебап! Псичья кровь, стой на месте! — К человеку с тесаком подошел старик. Грязная фуражка едва держалась на копне седых растрепанных волос. Лицо мужчины блестело от пота, а на щеках появились угрожающие багровые пятна. Выпученные глаза и зоб на шее свидетельствовали о древней болезни. Землистую кожу покрывали старческие бляшки, гнойники и грязь. На старике были затянуты брюки с раздутыми от ношения коленями и перетянутые веревками и полиэтиленовыми пакетами разбиты штиблеты, надетые на босу ногу. Талавир прищурился, не веря своим глазам.

На спине у старика, как рюкзак, сидело мелкое синюшное существо. В другой жизни она могла быть ребенком.

Старик остановился на расстоянии нескольких шагов, неуклюже скрестил руки, коснулся плеч, поправляя ношу, и расправил правую руку. Так здоровались только

Старшие Братья или те, кому было позволено. Талавир опустил винтовку. Старик похлопал по карманам огромного пиджака и что-то достал. В его ладони сверкнула продолговатая металлическая дощечка — ярлык Старших Братьев.

— Поздравляю тебя, уважаемый Брат. — Старик наклонил голову. Он прилагал усилия, чтобы произносить слова правильно. Уроды говорили суржиком из киммерицких и давно забытых слов из материка. На Матери Ветров их понимали.

Более того, слова из Дешту непрестанно проникали в язык Старших Братьев. Но все равно язык чудовищ считали ложным и второсортным. — Прошу прощения за Кебапа, — продолжил старик, — пусть заберет его лета Дешт. Он должен был неподвижно стоять, пока мы придем. Но есть кизяки в голове! Меня зовут

Гера Серов, я официальный бей этого места, вожделенного оазиса по имени Ак-Шеих. Как тебя называть, уважаемый Брат?

Талавир наконец-то поставил винтовку. По фарсам от них в суерном мареве можно было разглядеть приземистые здания. Он мог поклясться, что раньше их не видел. Интересно, не исчезнут ли они, как шатер?

— Я Талавир. — Он посмотрел на Ак-Шеих, но постройки остались на месте.

— По велению Языка и по приказу главы Матери Ветров Гавена Белокуна я прибыл расследовать смерть Старшего Брата Рябова. — Он достал свой ярлык.

Пока говорил, Серов не сводил с него глаз и перешептывался с синим чудовищем за спиной. Талавир услышал: «Еще один? Что это значит? В конце концов, бей подбил ношу, словно там был мешок, а не живое существо, улыбнулся желтыми гнилыми зубами и затараторил:

— А мы все думали, кто это посетил нашу добрую землю жизни. Аслан сказал, что видел кого-то. — Гера развернулся к мужчине с головой мула и постучал себе по виску. — Я говорю: кого, олух? Кого ты мог бы видеть возле